Немножко теплее делается Джоакину от того, что он один уловил мысль кайра. Как ни крути, а он – воин, не чета этим. Не потроха и не мясо, а подлинный меч! Хотя и без меча… И следом тут же накатывает тоска: я – боец герцога Ориджина. Почему, тьма сожри, я ползаю в грязи вместе с мужиками?..

– В оборону – пехота!.. – вопит Рука Додж, сбивая Джоакина с мысли.

– К бою! В атаку!.. Стой, стройся. К бою! В атаку!.. Стой, стройся. В защиту – пехота!..

По правде, думать приходилось редко. Все время что-то отвлекало, будто боги присматривали, чтобы голова Джо была свободна от печалей. Утром – холод, зубы стучат. Днем – муштра: тупой труд до полной одури, будто и вправду скотина, впряженная в плуг. Вечером – поесть и быстро спать, пока брюхо не переварило скудный харч и кое-как чувствует себя сытым. Однако временами – в строю, на передышке, в очереди за кашей, ночью, проснувшись от холода, – все-таки заползала в башку мыслишка и думалась. Я – боец. Славный мечник, сын рыцаря! Я служу в войска герцога Ориджина! Отчего же все так… так… и вслух не скажешь то слово, что на язык просится?

А следом – если мысль накатывала перед рассветом, когда обратно уже не уснешь, слишком трясет и в животе урчит, – следом приходило еще: тьма, что же осталось от меня?! Воин без доспехов, мечник без меча. Любил милашку – погибла. Любил красавицу – стала чудищем. Шел служить герцогине – теперь подчиняюсь тупому мужлану. Что с моей жизнью сделалось?! За что серчают боги?

Тогда Джоакин брался за кинжал. Гладил эфес, находил подушечкой пальца гравированный вензель, пощелкивал лепестками. Становилось вроде как легче. «Джоакин Ив Ханна с Печального Холма», – говорил себе парень. Пробовал на слух свое имя, мягко нажимал на «Ханну». Немного теплело.

Кинжал он всегда носил на поясе – при любых построениях. Дворянская вещица привлекала внимание, правильней было бы спрятать, но Джо слишком боялся, что клинок украдут. Однажды кайр заприметил кинжал. Подозвал парня к себе.

– Что за оружие?

– Искровый стилет, кайр, – отчеканил Джоакин.

– Дай-ка.

Он дал. Кайр повертел в руке, щелкнул лепестком, оглядел вензель. Спросил:

– Ворованный?

– Никак нет, кайр.

– Как зовут?

– Джоакин Ив Ханна.

– Первородный?..

– Никак нет, кайр.

Северянин взвесил клинок на ладони, и у Джо похолодело в хребте: отберет. Но кайр молча вернул кинжал. Парень хотел разглядеть на лице воина тень уважения – хоть самую тусклую! – но при всем старании не смог.

Снова шли дни, холодало, снег перемежался с дождем. Войско славного герцога Ориджина месило грязь в предместьях Лабелина, выедало городские закрома. Крестьянские парни с рассветом становились в строй, тыкали копьями невидимого врага. К бою! В атаку! В оборону!.. Стучали зубами, путали команды, наступали друг другу на пятки, шибали древками. Сержант Рука орал своих «безрогих свиней», Билли подначивал его:

– Глотку не надорви! Вот переметнемся к искрам – тогда уж расстараешься…

Весельчак радостно сообщал:

– В гробки переметнемся – вот куда! Зима придет – всем нам лопаты. Дров нету, тулупов не дают…

Кто-то ворчал:

– Пожрать бы…

Кайр прохаживался мимо, равнодушный ко всему, кроме воли герцога, далекого, как Звезда в небе. Джоакин думал: когда-то я был с герцогиней… Когда-то… Становилось смешно и горько разом. Тоже мне – когда-то! Два месяца назад это было – вот когда! Даже меньше двух… А будто в прошлой жизни – подумать только. Обида, горечь, злость на Аланис улетучились. Прошлогодний снег… Была пустота, до того гложущая, что хотелось тут же коснуться эфеса и назвать свое имя, хотя бы шепотом:

– Джоакин Ив Ханна с Печального Холма… воин герцогини… герцога…

* * *

– Сегодня учимся колоть, барашки мои копытные! По трое. При команде «позиция» выходим на позицию. Это значить, за две трети копья от дурака. При команде «коли» – колем. Целим, значить, в перекрестье, туда, где гвоздем сбито. Колем быстро, ясно? Быстро и жестко, не девку гладим!

«Дураками» звались две доски, вбитые в землю и сколоченные меж собою вверху – вроде перевернутой буквы V. Бить копьем надлежало именно в перекрестье досок.

По команде первая тройка солдат вышла к «дуракам».

– Коли!

Они ударили. Как ни странно, лишь одно копье из трех попало в цель.

– Стой тверже! Коли!

Снова удар.

– Шире хват! Коли!..

Снова.

Казалось бы, что за труд – попасть острием в скрещение досок, размером с крышку горшка или забрало шлема? Но выходило прискорбно: солдаты или промахивались, или били слишком медленно, не крушили цель, а мягонько так толкали.

– Да бейте же, безрогие! Ну! Сильнее! Жестче! Коли! Коли!.. Коли, чтоб щепки летели!..

Какие там щепки!.. Копье и в доску-то не встревало – стучало и отскакивало…

– В строй, скоты… Следующие!..

В новой тройке вышел Джоакин. Поднял копье, примерился. Он-то не копейщик, полуторный меч – вот оружие по руке. Однако плечи крепкие, пальцы хваткие, глаз верный. Этого за два месяца не растеряешь!

Джоакин ударил раз, второй, третий. Вогнал острие глубоко в доску, выдернул. Ударил снова – угодил в край доски, отщепил лучину. И третий раз – всадил так, что «дурак» наклонился.

Сержант Рука аж залюбовался. Но спохватился, прикрикнул, подпустив злобы:

– Не бей без приказа! Раз командую – раз коли, а не трижды! Считать не умеешь?!

Джоакин выдернул копье.

– Вот теперь – коли!

Стук – шатаются доски.

– Коли!

Стук – отлетает щепа.

– Коли!

Звяк! Острие бьет прямиком в шляпку гвоздя.

Тогда кайр смотрит на Джо с хмурым таким любопытством и говорит:

– Ко мне.

Парень подходит, поднимая копье к небу. Кайр обнажает меч. Хлопает себя ладонью по ребрам:

– Сюда.

Джо пытается понять, но не выходит, и он только смотрит на северянина:

– Милорд?..

– Сюда бей, – говорит кайр, тыча большим пальцем себе в грудь, чуть ниже серебряной пряжки, держащей меховой плащ на плечах.

Джоакин делает выпад. Медленно, осторожно. Кайр так же вяло отбивает – будто муху гонит.

– Бей, как надо, – говорит, и в голосе слышится угроза. – Покажи, что можешь.

Джо медлит. Переворачивает копье острием назад. Кайр делает шаг и кончиком клинка указывает Джоакину в пупок.

– Не станешь драться – выпущу потроха. Понял?